«У меня ничего не осталось, кроме детей». С этой грустной фразы началось знакомство журналистов Лев-Толстовской районной газеты «Народное слово» с Натальей Буряк, матерью большого семейства, прибывшего из города Мариуполь
У меня защемило сердце, когда я впервые увидела её в редакции – она приходила делать ксерокопии документов. В широкой мужской куртке, с опухшей перебинтованной рукой и печальными карими глазами, в которых отразились все постигшие её семью несчастья.
Выяснилось, что 8 человек, бежавших из украинского ада, недавно разместились в нашем районе у брата Натальи. Сотрудники редакции, посовещавшись, решили поддержать попавших в беду людей. Принесли посуду, постельные принадлежности, одежду, собрали деньги и закупили продукты и средства гигиены и отправились к нужному дому.
Так получилось, что день нашего приезда совпал с Натальиным юбилеем. Поздравив и вручив скромный подарок, мы завели разговор о том, что им пришлось пережить и как удалось вырваться туда, где не нужно прятаться в подвалах.
Мой родной Мариуполь
– По своему происхождению я – гречанка, но всю жизнь прожила в Мариуполе, – начала рассказ женщина. – Как вы знаете из истории, после победы в войне с Турцией во второй половине 18 века Россия получила выход в Азовское и Чёрное моря. Тогда Екатерина II приняла меры по скорейшему заселению юга Малороссии. Земли стали раздавать русским и украинским помещикам, зажиточным иностранцам. Одними из первых иностранных переселенцев стали греки. Они и сегодня составляют 40% жителей. Близ Мариуполя было много очень красивых греческих посёлков. Теперь их больше нет…
Исторически сложилось, что наш город – многонациональный. Много евреев, грузин, армян, греко-татар, китайцев, афроамериаканцев, индусов и других народов. Украинцев, по сути, не так много. Может, поэтому нам так досталось от украинских войск. А ещё, наверное, потому, что во время референдума 2014 года большинство жителей проголосовали за государственную самостоятельность ДНР.
Кулинар-кондитер
– У нас с мужем двое детей – Мария и Влад. Дочь – инвалид с детства. Но смогла родить сына, нашего Русланчика, я с первого дня являюсь его опекуном, по сути, мамой, – сообщила Наталья. Во время нашего общения к ней периодически подбегал пятилетний мальчик то пошептать что-то на ухо, то показать рисунок. Женщина переключала на него всё своё внимание, гладила по белокурой голове, обнимала и прижимала к себе, словно ещё не до конца понимая, что времена ежесекундного страха за жизнь этого маленького, родного человечка остались позади.
– Раньше я трудилась в соцзащите, а с рождением внука стала работать на дому кулинаром-кондитером, – продолжила она. – Пекла торты, свадебные караваи, поминальные пирожки и шишки. Готовила блюда национальной греческой кухни и всё то, что можно заморозить и продать: пельмени, голубцы, блины, колбасы, зразы, котлеты по-киевски, хинкали, чебуреки и т.д. Дело у меня шло хорошо, заказов было много, на заработанные деньги купила морозильную камеру и ещё кое-какую технику себе в помощь.
Прятались в подвалах
– Как только Мариуполь начали бомбить, мы спрятались в погребе. Деревянные перекрытия и насыпь защищали нас от осколков, но трясло так, будто землетрясение в 12 баллов.
Через день в городе уже не было ни одного целого магазина, все были разграблены. Украинские военные срывали замки, собирали с полок то, что им было нужно, а потом запускали туда людей. Но когда люди выходили, их расстреливали. У нас дома были кое-какие запасы. Во время затишья мы быстро бежали за водой и старались что-нибудь приготовить.
ВСУ подгоняли свою технику к жилым домам, палили и тут же уезжали. Через 5-10 минут прилетала «ответочка» от российских войск. Поэтому, как только подъезжала украинская техника, мы бежали в подвал.
Недалеко от нас был детский дом, где жили дети-инвалиды. Мы с соседями всегда собирали для них гостинцы, игрушки. Потом детей увезли непонятно куда, и в здании разместилась украинская армия. Мы много раз спрашивали, куда дели детей, но нам так и не ответили. В местных роддомах тоже творилось невообразимое. Всех рожениц вместе с детьми повыгоняли на улицу. Иногородние не могли выбраться, так как украинские войска расстреливали всех, кто хотел уйти из города.
3 марта был очередной обстрел. Я успела проводить сына и внука в подвал и вернулась за Машей. И тут недалеко рвануло. Мы видели, откуда стреляли – российских войск там не было. В меня прилетел украинский снаряд. Осколки попали в руку и грудь. Кисть оказалась изуродованной.
В больнице
Во время затишья сын отвёз меня в больницу. Полноценной помощи мне там не оказали, только раз в четыре дня делали перевязки. Еду медсёстры готовили на костре во дворе. Топили снег, в тазы и вёдра собирали дождевую воду. Кипятили, пили чай… Один раз привозили гуманитарную помощь, два раза – воду, техническую и питьевую. Первые три дня я лежала в палате, а потом начали бомбить и больницу. Мы, в том числе и болевшие маленькие детки, спустились в подвал. Мужчинам удалось принести из какого-то разбитого магазина несколько мешков крупы. Из нее варили кашу на талой воде.
Про родных я ничего не знала, поэтому не находила себе места. И когда увидела сына с мамой, то сначала разрыдалась, а потом накричала на них: «Обстрел, а вы приехали!» Оказалось, ночью Владику приснился прадедушка. Сын родился с ним в один день и был очень на него похож. В жизни он его никогда не видел, но всегда считал своим ангелом-хранителем. Дедушка во сне предостерёг: «Спасайте маму!» Влад всё понял. Они меня забрали из больницы, а через полчаса корпус, в котором я лежала, взорвали…
Когда ехали из больницы, на тротуарах лежало много трупов. Хотелось не смотреть, отвернуться, но приходилось внимательно вглядываться – вдруг кто-то ещё был жив и требовалась помощь. Эта картина до сих пор перед глазами.
Ад не закончился
Мы не смогли уехать из города в этот день и остались на ночь у кума. Бомбили с самолётов, из пушек, танков, миномётов – это был ад. Погреба не было, и мы лежали на полу, прикрывая своими телами детей. Стёкла в домах давно были выбиты, и мы затыкали их подушками, одеялами – чем попало. От прямого попадания снаряда взорвался соседний дом, очень много людей погибло. Тогда мы думали, что жить нам осталось считанные секунды. Но молились и каким-то чудом остались живы.
Мы уезжали, а мама рыдала и кричала: «Куда ты везёшь детей? Везде стреляют! Я никуда не поеду!» Что с ней сейчас? Жива ли она? Связи нет. Знаю только, что её дома больше не существует.
Путь в Россию
Когда мы под миномётами подъезжали к Сумам, увидели блокпост. Я схватилась за крестик и говорю Владику: «Сынок, если там стоят азовцы, то нас расстреляют! Смотри скорее, какие у них повязки?» Когда он сказал: «Машины Z стоят и белые повязки», была такая радость, не передать словами. Конечно, нас во время пути не раз обыскивали и допрашивали, но мы уже чувствовали себя в безопасности – не было боёв, везде были русские. Мой сын не ходил в армию, у него белый билет из-за болезни сердца. Если бы за ним пришли после объявления всеобщей мобилизации, я бы его не пустила воевать, и им пришлось бы меня убить. Мы знаем, что такое «украинская армия».
Наталья со слезами на глазах рассказала, как на пути из Бердянска в Крым они проехали 23 блокпоста, как везде помогали им люди, давали хлеб, молоко. «На заправке у Керченского моста незнакомые молодые ребята дали нам деньги на бензин. Мне было так стыдно их брать», – сказала женщина и разрыдалась. На «старушке-шестёрке» они впятером (Наталья, сын с невестой, дочь и внук) проехали почти 2000 километров.
– Осталось дождаться мужа. Он работал дальнобойщиком, и когда все началось, был в Европе. Как только сможет пересечь границу, приедет к нам. Назад мы больше не вернёмся, там уничтожено всё, на что мы зарабатывали много лет. Дом разбомбили, машина взорвалась вместе с гаражом. В прошлом году купили сыну квартиру – её тоже больше нет. Но, главное, мы живы. Хотим начать здесь новую жизнь, уже оформляем гражданство. Есть соображения и по поводу жилья. Руслана будем определять в детский садик, потом в школу. Планов много, только сначала надо вылечить руку.
История Татьяны
Пока мы разговаривали, Наталья несколько раз обращалась с уточняющими вопросами к женщине, присевшей неподалёку. «Это Таня – сестра моего мужа, – представила её нам. – Они с дочкой Кристиной приехали уже после нас на поезде, мы их встречали. С собой привезли одинокую пожилую женщину, с которой вместе прятались от бомбёжек. Брат сказал: «Своих не бросаем. Сейчас такое время – нужно помогать людям».
К Татьяне прижималась семилетняя девочка с измождённым, бледным, словно у фарфоровой куклы, личиком и огромными печальными глазами (только во время фотосъёмки она, позируя, старательно улыбалась).
– Мы жили в четырёхэтажном доме в Мариуполе, – начала свой рассказ Татьяна. – Под ним было бомбоубежище. Никогда не думала, что придётся использовать его по назначению. В нём мы сидели больше месяца – в темноте, в холоде, без газа, воды, канализации. Детей было много, но они вопросов не задавали, а терпеливо ждали, когда всё закончится.
Обстрел шёл постоянно. Многих соседей поубивало. Короткое затишье было лишь по утрам. В это время мы выбегали на улицу, женщины – готовить, а мужчины – хоронить тела.
За продуктами бегали в свои квартиры, пока дома совсем не разрушили. У подъезда из кирпичиков собирали мангалы, варили кашу, заваривали чаи. Сварим на всех кастрюлю и бежим обратно в бомбоубежище.
До нас доходили слухи, что русские, ДНРовцы, кадыровцы открыли «коридор», а азовцы обстреливают. Поэтому мы сидели до последнего. Когда люди начали задыхаться от гари и пыли и терять сознание, мы выбрались наружу и решились отправиться в путь.
Мой муж – бывший полицейский. На границе его забрали на фильтрацию – проверяют. Сказали, на месяц. Дочка часто плачет. Вот и сегодня играла с ребятами, всё было хорошо. Руслан дал ей игрушку, а она ему говорит: «Я тебе завтра тоже принесу, у меня много… Ой, а ведь наш дом сгорел! У меня ничего нет…» И начинают рыдать вдвоём. Когда дети плачут, как взрослые, это очень страшно.
P.S.В ближайшее время Наталья собралась поехать в областную больницу. «Врачи говорят, что на руке требуется операция. А как только срастутся кости, нужна будет пересадка кожи. Надеюсь, что всё пройдёт успешно. И не такое пережили!» Татьяна пока не знает, что будет завтра. Ждёт мужа, чтобы решить этот вопрос вместе. В родной Мариуполь они вернутся, только если он войдёт в состав ДНР.
Пока обе женщины инстинктивно приседают от звуков пролетающего самолёта.
Антонина Тарасенко, корреспондент районной газеты «Народное слово»