Это было не просто ЧП, это был полномасштабный громкий скандал. Начинающий журналист написал восторженный очерк о талантливом ученом и педагоге. А чуть ли не на другой день после публикации его героя взяли под стражу.
Видавшие виды газетчики такого не припоминали. Они качали головами: теперь беднягу автора на пушечный выстрел к редакции не подпустят. И ошиблись. Редактор не отлучил без вины виноватого от газеты. Он ему даже разноса не устроил.
Своих не сдавать!
Как и что сам Анатолий Александрович Козунов говорил в обкомовских кабинетах, он не рассказывал. А объясняться наверняка пришлось. Шутка ли: партийная газета прославила уголовника! Но он взял всю ответственность на себя. Не заслонился, как щитом, молодым неопытным журналистом. Конечно, рисковал. С работы вылетали и за куда менее серьезные промашки.
Потом было установлено: ученого оболгали. Он вышел на свободу, стал профессором, академиком. Его труды по вопросам воспитания до сих пор не утратили ценности. Что касается журналиста, которого редактор спасал, оберегал от психологической травмы, от разочарования в профессии, то он долго потом работал в редакции областной газеты. Вспоминая ту историю, он повторял вслед за многими коллегами: Козунов никогда не сдавал своих. Это входило в его неписаный кодекс личной чести.
Ровесник революции
… Сто лет назад, 13 августа 1917-го, в Петрограде, где все яростнее бушевали штормовые ветра революции, в доме благополучного владельца лавки случилось прибавление семейства. Мальчика назвали Анатолием.
А через полгода в маленьком городке в центре России, о существовании которого проживавшие на Сенной площади в столице Козуновы слыхом не слыхивали, был подписан к печати первый номер газеты «Известия Липецкого Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». В дальнейшем ее названия и статус менялись: уездная, городская, областная… Когда она преобразовалась в главное периодическое издание молодой Липецкой области, в редакторском кабинете появился уже седеющий, но подтянутый джентльмен или все-таки правильнее сказать — ленинградский интеллигент. Это был тот самый мальчик с Сенной, только сорок лет спустя. Он сберег и свои манеры, и строгие представления о порядочности, не раз побывав в сложных, а то и опасных обстоятельствах. И вот питерский — в Липецке. Отныне судьбы газеты и человека — двух ровесников революции — соединились, переплелись на целых двадцать лет.
Экзамены суровой эпохи
Называя кого-нибудь опытным работником, в это вкладывают разный смысл. Для одних опытность — синоним осторожности, умения огибать острые углы, дуть на воду, ежели не однажды на молоке обжегся. Для других наоборот: с опытом приобретаются стойкость, способность не трусить, не прятаться за чужие спины, делать дело по совести. Второй вариант и был сутью кодекса чести Анатолия Козунова.
Его характер кристаллизовался и проверялся суровым временем. В Коммунистическом институте журналистики, знаменитом КИЖ, он слушал лекции Михаила Зощенко и Михаила Кольцова. Тогда, наверное, до конца и осознал, какую власть имеет над людьми слово. В войну три года выпускал для партизан и красноармейцев газету «Трибуна». Это было недалеко от родного ему Ленинграда, который душила удавка блокады, на берегах озера Ильмень. А после Победы Козунов попал в Литву. Там его ценили. К нему, редактору республиканской молодежной газеты, тянулись одаренные поэты, прозаики, публицисты. Однако в командировках, случалось, совсем рядом с ним свистели пули: литовские националисты, уйдя в леса, в подполье, охотились на журналистов.
Подробности эти собрала биограф Козунова Елена Егорова. Она же натолкнулась на любопытное свидетельство об Анатолии Александровиче писателя, сценариста, режиссера Эфраима Севелы. Кому-то это имя запомнилось по титрам фильма «Крепкий орешек», кому-то — по книгам, например, повести «Остановите самолет — я слезу». Севела откровенно недолюбливал Советскую власть и людей с партбилетами. Но уже эмигрировав в США, об убежденном коммунисте Анатолии Козунове отзывался с почтением:
— Особенно благодарен одному человеку. Он сначала работал заместителем редактора «Советской Литвы», потом редактором республиканской «молодежки»… Анатолий Александрович Козунов. Для русских журналистов в Литве это имя легендарное. Правду о нем я, можно сказать, распространил по миру. Он был и, надеюсь, остался человеком ироничным, тонким. Он деликатно, но настойчиво подвигал нас всех к творчеству. От него нельзя было «не зажечься». На Западе, когда рассказывал о нем, воспринимали скептически: «Главный редактор советской газеты? Ироничный? Тонкий?»
Реакция американских собеседников Севелы, разумеется, не удивляет. Они ведь искренне верили: на улицах советских городов разгуливают медведи, а русские — это что-то наподобие «снежных людей», коварных, диких, опасных. Печально другое: сегодня и в России молодому поколению внушают, что коммунисты, партработники, журналисты партийных газет были сплошь примитивными дуболомами, карьеристами, приспособленцами, транслировавшими идеологические лозунги, что спускались «сверху». В действительности людей, по благородству, убежденности близких Козунову, было гораздо больше.
Слаженный коллектив
За пятнадцать прибалтийских лет Анатолий Александрович соскучился по России. Ему хотелось чаще слышать русскую речь без акцента, бродить по русским лесам, полям, берегам рек с ружьем или удочкой и чувствовать себя своим среди своих. Потому он и покинул литовскую столицу, приняв предложение возглавить газету «Ленинское знамя» в недавно образованной Липецкой области.
С его приходом в редакции начались большие перемены. Он добивался, чтобы его команда не ограничивалась информацией о происходящем, а напрямую влияла на становление региона, на жизнь людей. При редакции открылась общественная приемная. И туда шли сотни липчан: и те, кому требовалась реальная помощь, и те, кто хотел получить компетентную консультацию. Она действует при «Липецкой газете» и сегодня. В девяностые годы подобные приемные в большинстве изданий позакрывались. Ученики Козунова этого не допустили. Они крепко усвоили его принцип: без обратной связи газетный труд теряет смысл.
Научить писать нельзя. Писать ты должен научиться сам. Но можно привить честное отношение к профессии. Только добиться этого призывами, окриками, указаниями невозможно. Нужен личный пример. И Анатолий Александрович изо дня в день демонстрировал, что значит быть хорошим журналистом. Севела прав: Козунов не любил пафоса, предпочитая ироничную тональность. А вот о редакторской миссии он говорил всерьез: редактировать газету — все равно что играть на скрипке или ваять. Надо не допускать фальшивых нот. Надо по-роденовски отсекать все лишнее, чтобы дойти до сути.
Он прекрасно владел этим искусством. Готовя к печати тексты, Козунов вымарывал словесные завитки и бантики, затемнявшие главное. А журналистов старался избавить от самонадеянности, верхоглядства, ленивого помахивания рукой: авось сойдет. Так и образовался сильный коллектив единомышленников. Читатели почувствовали: эти люди делают газету для них, ради них. И тираж «Ленинского знамени» вырос с сорока пяти до ста двадцати тысяч экземпляров!
Лидер на все времена
Каждый, кому повезло трудиться рядом с Козуновым, признавал его стопроцентным лидером — не по должности, а по существу. Но иных «кураторов» интеллигентность, чувство собственного достоинства Анатолия Александровича раздражали и озадачивали. На такого неловко повысить голос. Он не кинется стремглав выполнять неумное распоряжение, а докажет, почему оно принесет вред. И спорить с ним не получалось. Не оттого ли, едва редактору исполнилось шестьдесят, его с неприличной торопливостью отправили в отставку?
Но остались питомцы козуновской «школы журналистики». Они продолжали его служение. То, что он считал важным, называл призванием и долгом, было важным и для них. А потом они передали заветы Анатолия Александровича уже своим ученикам, новым поколениям липецких газетчиков.